Ева, ее родители и законные представители. История о матери, которая пытается вернуть своего ребенка
Такими словами Анна начала свой рассказ, хотя ее история началась намного раньше. Мы встретились в больнице, куда Ева попала в тяжелом состоянии. Сейчас мама и дочка вместе, но с кем останется малышка, когда ее выпишут, до конца не ясно. И вот почему.
В детстве Аня с родителями попала в ДТП. Повредила связки, с годами речь только ухудшалась. В школе девочка училась хорошо, психически развивалась нормально, но учительница рекомендовала определить ее в цивильский специнтернат как слабую. Сейчас девушке 20, у нее 9 классов образования. Разобрать, что она говорит, можно, хотя и с трудом.
Прошлой осенью Аня родила дочь на 26 неделе беременности. Рассказывает, что лежала в больнице, а ее уговаривали сделать аборт. Переживала очень. Роды начались, когда была у себя дома в деревне в Козловском районе. Скорая ехала два часа. Рядом была только сестра. Ева появилась на свет весом 900 грамм и с диагнозом на полстраницы А4.
Малышку отправили выхаживать в Новочебоксарский перинатальный центр, а потом в Чебоксарский – без матери. Ане негде было жить в городе, и она вернулась в деревню. К ребенку ее не пускали, о состоянии не докладывали. Аня нервничала, пришлось обратиться за помощью к докторам.
Тут подключились органы опеки Козловского района и предложили устроить ребенка на год в детское учреждение. В феврале Аня подписала соглашение с Домом ребенка «Малютка» и сектором опеки и попечительства администрации Козловского района. В нем написано, что «Шаготова Анна Ильинична страдает психическим заболеванием и осуществлять уход за малолетней не может, ребенок нуждается в постоянной реабилитации и медицинском наблюдении». Правда, сейчас она утверждает, что подпись поставила, находясь под давлением.
«Сотрудники органов опеки давили на мою семью. Находясь под давлением, я подписала соглашение о передаче ребенка. При этом мне было сказано, что я в любой момент могу забрать дочь, навещать ее без ограничений. Мне не были разъяснены права по получению пособий и пенсии. В итоге в посещении дочери мне постоянно отказывали под разными предлогами и обвиняли меня в том, что дочь мне нужна только для пособий. Хотя сейчас я уже думаю, что всё как раз наоборот: это Дому ребенка моя Ева нужна для получения финансирования. Я поняла, что сделала ошибку».
Заведующая сектором опеки и попечительства администрации Козловского района Татьяна Софронова в разговоре с редакцией тоже утверждала, что Анна подняла истерику после того, как перестала получать пособие, но говорит, что давления на нее не оказывали.
«Ребенок даже сам сосать не мог, только через зонд, все эти аппараты были подключены. Наш педиатр объяснила ей, что не только в домашних условиях, но и в условиях нашей районной больницы ребенка выходить не сможем. И поэтому лучше написать заявление, временно, на год устроить девочку в детское учреждение. Всё это разъяснили, мы пошли в больницу, маму этой Ани пригласили, тетку (медсестрой работает), отца Ани. Она добровольно написала заявление. Мы поместили девочку в Дом ребенка «Малютка», еще очень просили, чтобы нам дали в Чебоксары путевку, а не в Алатырь. Мы защищаем права ребенка, просто очень боимся за ее судьбу».
Через неделю маленькая Ева попала в реанимацию. Еще через полтора месяца ее перевели в паллиативное отделение детского медцентра. Ане предложили лечь в больницу вместе с дочерью. Мама с дочкой наконец-то встретились. «Малютка» привозила питание, подгузники и одежду. Не всегда правильного размера и подходящего состава, но потом эту ошибку исправили. С апреля Аня научилась правильно ухаживать за дочкой, подключать аппарат, кормить через зонд и прочищать его. Она записалась на прием к врачу по поводу нарушения речи, и в скором времени ее ждет операция на связках.
Аня решила, что готова забрать ребенка домой, когда его выпишут, написала заявление о досрочном разрыве Соглашения, но ей отказали.
Дом ребенка ссылается на Приказ Министерства здравоохранения СССР от 19.11.1986 г. № 1525. Из него следует, что «выписка детей из дома ребенка производится по возвращении их в семью…», а «возвращение детей родителям… осуществляется по заключению отдела народного образования по месту их жительства в срок, указанный в соглашении».
В документе, принятом еще в СССР, не предусмотрена ситуация, при которой родитель решит забрать ребенка досрочно. Эта процедура описана в соглашении, которое подписывают три стороны: органы опеки муниципалитета, детское учреждение и законный представитель. Вот что там сказано:
А законный представитель, соответственно, может обратиться с этим заявлением в детское учреждение не менее чем за месяц до даты передачи ребенка.
В соглашении нет ни одной отсылки к Приказу № 1525 и не описано никаких препятствий к тому, чтобы забрать ребенка до истечения оговоренного года.
Дыры в законе? Почему же «Малютка» отказывает?
Мы отправили официальный запрос на имя директора Дома ребенка Ольги Дмитриевой, однако ответа на вопрос, почему они ссылаются на нормативный акт, о котором в договоре не было и речи, в письменном виде не получили. В телефонном разговоре Ольга Валерьевна сообщила, что это примерное соглашение, разработанное Минобром, и его надо доработать и поменять. С этим сложно не согласиться, но это не отменяет того, что документ подписан и имеет юридическую силу уже сегодня.
Еще один вопрос, который нас интересовал, – почему «Малютка» препятствовала визитам Анны Шаготовой в первый месяц нахождения Евы в Доме ребенка. Ответ последовал юридически выверенный: «Дом ребенка не мог препятствовать встречам в первый месяц, так как малолетняя Шаготова Е. И. в доме ребенка находилась всего лишь одну неделю». Существовал ли факт препятствия в первую неделю, не подтверждено и не опровергнуто.
В то же время органы опеки Козловского района действительно считают, что ребенка из «Малютки» пока забирать нельзя.
Татьяна Софронова: К нам позвонил мужчина, представлялся из какого-то фонда [Фонд имени Ани Чижовой помогает Анне Шаготовой в ее ситуации], я говорю: обратитесь письменно. Поступило заявление Ани. Мы сделали запрос в «Малютку», «Малютка» нам написала, что ребенок находится в нейрохирургической больнице. Мы сделали запрос в нейрохирургическое отделение, нам сказали, что ребенок в домашних условиях жить не может, только в больнице. Нужны лечение и реабилитация. И мы решили, что инициирование вопроса о прекращении этого соглашения преждевременно.
Cheb.media: Если ребенка выпишут из больницы, мать снова может подать ходатайство о возвращении дочери, и девочку могут ей вернуть, правильно?
Татьяна Софронова: Конечно, можем вернуть. Я десять лет работаю в опеке, уже страхуешься, боишься всего. На сегодняшний день уполномоченный представитель – Дом ребенка «Малютка». Анна без их согласия уйти из больницы с ребенком не может. А если мы сейчас это постановление отменим? Она же может взять этого ребенка и уйти. И не дай бог, куда-нибудь исчезнет, и не дай бог, будет младенческая смертность – скажут: «Опека добро дала». Я вот этого очень боюсь. А так соглашение трехстороннее, она добровольно его подписала.
Дележ, распил, выгода?
О чем эта история на самом деле? Об ошибке матери, добровольно отдавшей своего ребенка? Или о том, что опыт работы заставляет чиновников осторожничать с решениями? А может, о деньгах?
Аня работала швеей, и после декрета у нее есть возможность вернуться на работу. Но сейчас она не имеет дохода, пособие и пенсию тоже не получает, так как ребенок находится в детском учреждении. Зато Дом ребенка получает финансирование в зависимости от количества детей на содержании. Ему это тоже выгодно.
Сейчас делом занимается прокуратура. Сколько будет длиться проверка и когда органы вынесут решение, сказать сложно.
Врачи не могут спрогнозировать, когда Еву с мамой можно будет выписать из паллиативного отделения. «Малютка» в письме редакции утверждает, что вернет ребенка домой после выписки из стационара. Почему она не говорит этого матери и почему органы опеки решили, что мать, недолечив, заберет девочку из больницы, как только получит на нее права, – снова вопросы. И пока их значительно больше, чем ответов.